"Ничего, я споткнулся о камень, это к завтрому все заживет." (с)
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.
Пожалуйста, голубчик, не лижись,
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь
Не знаешь ты, что жизнь на свете стоит.
Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.
Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой прияцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться
Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и не всяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней
Сюда случайно вдруг не заходила?
Она придет, даю тебе поруку
И без меня в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.
<1925>
Не правда ли, часто что-то давно понятное и знакомое, вдруг предстает пред нами в новом, невиданном доселе образе? Как часто нам стоит лишь немного задуматься, и что-то непонятное становится вполне объяснимым?! Сколько раз вы читали стихотворение Сергея Есенина «Собаке Качалова»? Скорее всего, не один раз, но, наверное, находясь под общим впечатлением созданных гением строф, вы никогда не задавались вопросом: о ком грустит Есенин, о ком его мысли, которыми он делится с любимым Джимом?
В своей исследовательской работе я попробовала раскрыть тайну образа, который, не нарушая общей структуры есенинского стихотворения « Собаке Качалова», делает его удивительно трогательным и человечным.Другими словами, я попыталась выяснить, был ли прототип у той, что «всех безмолвней и грустней», почему вспоминая о ней, поэт испытывает щемящее чувство вины. Вспомним заключительные строки стихотворения: «Ты за меня лизни ей нежно руку за все в чем был и не был виноват.»
Я взялась за эту тему, потому что она помогает развивать логическое мышление, а становясь настоящим первооткрывателем еще не изведанных историками-есеининоведами или просто любителями, глубин личной жизни поэта С. Есенина. Поэты- люди очень неординарные и в большинстве своем в любви непостоянные. Но через призму характеров их возлюбленных, их особенностей можно разгадать некоторые черты характера самих поэтов.Не правда ли, это интересно узнавать о жизни любимого поэта то, о чем никто еще не догадался?!
Первым шагом исследования будет изучение истории создания стихотворения « Собаке Качалова».
читать дальшеЛитературоведческая справка:
Артист московского Художественного театра В. И. Качалов, вспоминая первую встречу с Есениным, состоявшуюся весной 1925 года, пишет: « Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой... Небольшая компания моих друзей и Есенин сидят у меня... Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой Есенин потом посвятил стихи. Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел, увидел Есенина и Джима - они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: "Что за лапа, я сроду не видал такой".
Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо; когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин долго жал ему лапу: «Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Я ему сегодня же напишу стихи».
Из словаря:
Качалов (настоящая фамилия Шверубович) Василий Иванович (1875-1948гг) советский актер, народный артист СССР. На сцене с 1896 года, с1900 года во МХАТе. Актер высокой интеллектуальной культуры, огромного обаяния. Качалов был исполнителем ряда ролей в пьесах Чехова, М. Горького, где играл ведущие роли. Создал выдающиеся образы в произведениях: у Шекспира (Гамлет - «Гамлет»), у А.С. Грибоедова (Чацкий - «Горе от ума»), у Ф.М. Достоевского (Иван Карамазов - «Братья Карамазовы»), у Л.Н. Толстого (автор - «Воскресение»).
Советский энциклопедический словарь. Издание четвертое. Москва «Советская энциклопедия» 1988г.
К немалому удивлению хозяина Джима, поэт сдержал слово. Качалов вспоминает: «Прихожу как-то домой вскоре после первого моего знакомства с Есениным. Мои домашние рассказывают, что без меня заходили Есенин Пильняк и еще кто-то, кажется Тихонов. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что цилиндр надел для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стихами, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз» (« Воспоминания» стр.417-420).
Качалов вспоминал об одном визите к нему в гостиницу, произошедшем во время бакинских гастролей МХАТА в мае 1925 года: «Приходит молодая, миловидная смуглая девушка и спрашивает: «Вы Качалов?» - «Качалов», - отвечаю. «Один приехали?» - «Нет, с театром». - «А больше никого не привезли?» Недоумеваю: «Жена, - говорю, - со мной, товарищи.» - « А Джима нет с вами?» - почти воскликнула. «Нет, - говорю, - Джим в Москве остался». - «А-яй, как будет убит Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: « Вы не знаете, что это за собака! Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу - и буду здоров, буду с ним купаться в море.» Девушка передала записку и отошла от меня явно огорченная: «Ну что ж, как-нибудь подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима». Как выяснилось потом, это была та самая Шаганэ, персиянка».
В записке я прочитал: «Дорогой Василий Иванович. Я здесь. Здесь и напечатал стихотворение Джиму (стихотворение было напечатано в газете «Бакинский рабочий» в 1925 году №77, 7апреля). В воскресенье выйду из больницы ( болен легкими). Очень бы хотелось бы увидеть Вас за 57-летним армянским. А? Жму Ваши руки. С. Есенин».
Но известный есениновед Илья Шнейдер в своей книге «Встречи с Есениным», выпущенной в 1974 году издательством «Советская Россия», пишет:
«Это безусловная ошибка: Шаганэ Нерсесовна Тальян познакомилась с Есениным зимой 1924 года в Батуми. В Баку во время пребывания гам Есенина она не была, что подтверждается ее собственными воспоминаниями, в которых она говорит: «В концеянваря 1925 года Сергей Есенин уехал из Батума, и с тех пор мы не встречались с ним».
Как бы то ни было, привязанность Есенина к Джиму на самом деле была заметна и приятна всем троим: Есенину, Качалову и «милому» Джиму.
Литературоведческая справка:
Сергей Александрович познакомился в Батуми с молодой армянкой по имени Шаганэ. Это была на редкость интересная, культурная учительница местной армянской школы, прекрасно владевшая русским языком. «Внешнее сходство с любимой девушкой и ее певучее имя вызвали у Есенина большое чувство нежности к Шаганэ» (так вспоминает Л. И. Повицкий).
Шаганэ Нерсесовна Тертерян (Тальян) - армянская учительница, ставшая прототипом романтического женского образа, украсившего поэтический цикл « Персидские мотивы», который был создан поэтом во время трех поездок в Грузию и Азербайджан (в Персию, как говорил Есенин в 1924-1925гг.).
В одном из стихотворений, посвященных ей, неожиданно появляется другой женский образ, который сравнивается поэтом с прекрасной Шаганэ.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий
Потому, что я с севера, что ли.
Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи-
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
Про волнистую рожь при луне,
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там на севере девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может думает обо мне...
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Газета «Бакинский рабочий» 1925г.
№1 1января.
Обратим внимание на последнее четверостишье. «На тебя она страшно похожа». Кого напоминала Есенину красавица-армянка? Не имеет ли образ девушки, «страшно похожей» на Шаганэ, связь с загадочным женским образом, грустно озарившим стихотворение «Собаке Качалова»? Не о той ли, «что всех безмолвней и грустней», вспоминает поэт и в другом стихотворении цикла « Персидские мотивы» - «никогда я не был на Босфоре...»
Никогда я не был на Босфоре,
Ты меня не спрашивай о нем.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем.
Не ходил в Багдад я с караваном,
Не возил я шелк туда и хну.
Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть.
Или снова, сколько не проси я,
Для тебя навеки дела нет,
Что в далеком имени-Россия-
Я известный, признанный поэт.
У меня в душе звенит тальянка,
При луне собачий слышу лай.
Разве ты не хочешь, персиянка,
Увидать далекий синий край?
Я сюда приехал не от скуки-
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.
Я давно ищу в судьбе покоя,
И хоть прошлой жизни не кляну,
Расскажи мне что-нибудь такое
Про твою веселую страну.
Заглуши в душе тоску тальянки,
Напои дыханьем свежих чар,
Чтобы я о дальней северянке
Не вздыхал, не думал, не скучал.
И хотя я не был на Босфоре-
Я тебе придумаю о нем.
Все равно - глаза твои. как море,
Голубым колышутся огнем.
1924г.
Продолжая поиск, изучим письма Есенина, написанные в период создания «Персидских мотивов». Может быть, они прольют свет на загадку и помогут выяснить, о ком «думал» и «скучал» поэт, и в чьих голубых глазах поэт « увидел море, полыхающее голубым огнем»?
Большинство писем, написанных во время пребывания Есенина на Кавказе, адресовано Галине Артуровне Бениславской. Изучение мемуарной литературы, связанной с жизнью и творчеством поэта, позволяет установить, что Г.А. Бениславская (1897-1926гг) — журналистка, которая несколько лет, вплоть до своей смерти, работала в московской газете «Беднота».
Литературоведческая справка:
Галина Артуровна Бениславская была дочерью французского студента и грузинки. Родители вскоре после рождения девочки расстались, мать заболела психически, и девочку удочерили родственники, семья врачей Бениславских, живших в латвийском городе Резекне. Галина Бениславская училась в женской Преображенской гимназии в Петербурге и окончила ее с золотой медалью в 1917 году.
Матвей Ройзман вспоминал: « Бениславская была членом РКП(б), училась в Харьковском университете на факультете естественных наук, была начитанной, разбиралась в литературе, в поэзии. Когда белогвардейские армии пришли на Украину, перерезав дороги из Харькова, Галя решила перейти линию фронта и добраться до Советов. Наверное, в этом решении свою роль сыграли вести о том, что белогвардейцы зверски пытают коммунистов и расправляются с ними. С большими мытарствами, задержками она, наконец, достигает красноармейской части, где ее арестовывают, подозревая, что она белогвардейская шпионка, каких, кстати, в те времена было немало. Подруга Бениславской Яна Козловская, которая в двадцатых годах жила в Москве, говорила, что ее отец, старый большевик, принял участие в судьбе Гали: она была освобождена, уехала в Москву и поступила работать секретарем в ВЧК, а потом перешла на ту же должность в редакцию газеты "Беднота». Эта двадцатитрехлетняя девушка за свою короткую жизнь перенесла столько, сколько другая женщина не переживет за весь свой век. Она в полном смысле слова любила Есенина больше своей жизни, восторгалась его стихами, но, когда считала нужным, искренно их критиковала, и Сергей прислушивался к ее мнению».
Бениславская очень любила поэзию, особенно Блока, часто бывала в литературном кафе «Стойло Пегаса», в котором в начале двадцатых годов собирались лучшие поэты Москвы читать свои стихи, спорить, дискутировать, оглашать поэтические манифесты. На одном из вечеров в 1916 году Бениславская впервые увидела Есенина, услышала, как вдохновенно он читает свои стихи (так пишет И. Данченко в своей книге «Любовь и смерть Сергея Есенина»).
Вот как сама Бениславская вспоминает эту встречу; «Слегка откинув голову и стан, начинает читать:
Плюйся, ветер, охапками листьев,
-Я такой же, как ты, хулиган.
Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный, как ветер, ветру бы у Есенина призанять удали. Где он, где его стихи и где его буйная удаль - разве можно отделить?! Все это слилось в безудержную стремительность, и захватывают, пожалуй, не так стихи, как эта стихийность. Потом он читал «Трубит, трубит погибельный рог!...» Что случилось после его чтения, трудно передать. Все вдруг повскакивали с мест и бросились к эстраде, к нему. Ему не только кричали, его молили: «Прочитайте еще что-нибудь»... Опомнившись, я увидела, что я тоже у самой эстрады. Как я там очутилась, не знаю и не помню. Очевидно, этим ветром подхватило и закрутило и меня.
...В Политехническом музее объявлен конкурс поэтов... Наивность наша в отношении Есенина не знала пределов. За кого же нам голосовать? Робко решаем - за Есенина, смущены, потому что не понимаем - наглость это с нашей стороны или мы действительно правы в нашем убеждении, что Есенин первый поэт России. Но все равно голосовать будем за него. И вдруг - разочарование! Участвует какая-то мелюзга, а Есенин даже не прошел. Скучно и неинтересно стало. Вдруг поворачиваю голову налево к входу и...внизу у самых дверей виднеется золотая голова! Я вскочила с места и на весь зал вскрикнула: «Есенин пришел!» Сразу суматоха и переполох. Начался вой: « Есенина, Есенина, Есенина!» Часть публики шокирована. Ко мне с насмешкой кто-то обратился: « Что, вам про луну хочется послушать?» Огрызнулась только и продолжала с другими вызывать Есенина. Есенина на руках втащили и поставили на стол - не читать невозможно было, все равно не отпустили бы. Прочел он немного, в конкурсе не участвовал, выступал вне конкурса, но было ясно, что ему и незачем участвовать, ясно, что он, именно он - первый».
Увлекалась поэзией Есенина и Шаганэ Тертерян (Тальян). Известно, что поэт часто читал ей новые произведения, говорил с ней о достоинствах персидских поэтов, брал из ее домашней библиотеки книги (например, «Армянскую антологию» в переводе В. Брюсова), а расставаясь, подарил ей свой поэтических сборник « Москва кабацкая» (1924г)., сопроводив дарственной надписью: «Дорогая моя Шаганэ. Вы приятны и милы мне. С. Есенин». Отголоски всего этого можно найти в «Персидских мотивах», посвященных Шаганэ.
Свет вечерний шафранного края,
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню, моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.
Тихо розы бегут по полям.
Лунным светом Шираз осиянен,
Кружит звезд мотыльковый рой.
Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой.
Лунным светом Шираз осиянен.
Иль они от тепла застыли,
Закрывая телесную медь?
Или чтобы их больше любили,
Не желают лицом загореть,
Закрывая телесную медь?
Дорогая, с чадрой не дружись,
Заучи эту заповедь вкратце,
Ведь и так коротка наша жизнь,
Мало счастьем дано любоваться.
Заучи эту заповедь вкратце.
Даже все некрасивое в роке
Осеняет своя благодать.
Потому и прекрасные щеки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа мать.
Тихо розы бегут по полям.
Сердцу снится страна другая.
Я спою тебе сам, дорогая,
То, что сроду не пел Хаям...
Тихо розы бегут по полям.
Сохранились также записи воспоминаний современников о первом знакомстве Галины Бениславской и Есенина. Так эти события описывает М. Райзман в книге «Все, что я помню о Есенине».
« Ночью 10 июня 1921 г. мы весело клеили в темной Москве листовки о «Всеобщей мобилизации». Нам помогала знакомая Есенина Аня Назарова и Галя Бениславская.
Галя сыграла большую благородную роль в жизни Сергея. Когда он знакомил меня с ней, сказал:
" Относись к ней лучше, чем ко мне! - Хорошо, Сережа! Будет сделано! Есенин, довольный, прищурил правый глаз, а Бениславская смутилась. Она была на два года моложе его, но выглядела совсем девочкой, в которой, когда она с задором спорила или азартно смеялась, проглядывало что-то мальчишеское. Она была похожа на грузинку. Галя отличалась своеобразной красотой, привлекательностью. Галя причесывала короткие волосы на прямой пробор, как юноша, носила скромное платье с длинными рукавами и, беседуя, любила засовывать в облага руки. В присутствии Сергея, которого очень любила, Галя расцветала, на щеках появлялся нежный румянец, движения становились легкими. Ее глаза, попадая в солнечные лучи, загорались как два изумруда. Об этом знали. Шутя, говорили, что она из породы кошек. Галя не отвечала, застенчиво улыбаясь. Она ходила, переставляя ноги по прямой линии и поднимая колени чуточку выше, чем требовалось. Будто ехала на велосипеде, что первый заметил наблюдательный Есенин. Об этом тоже знали. Кое-кто за глаза называл ее есенинской велосипедисткой».
Мне кажется, что между Шаганэ и Бениславской было не только внешнее, но и духовное сходство.
«С тех пор пошли длинной вереницей бесконечные радостные встречи» - вспоминала Бениславская - «Я жила вечерами - от одного до другого. Стихи его (Есенина) захватывали меня не меньше, чем он сам. Поэтому каждый литературный вечер был двойной радостью: стихи и он».
Конечно, женитьба Сергея на Айседоре Дункан, его отъезд за границу были тяжелым ударом для Гали. Живущая в холодной, «пайковой» столице одна, без родителей, без родных, она лечилась в клинике от своих нервных болезней. С трепетом ждала приезда Есенина. Я встречал ее иногда на улице, она всегда ходила с подругами, и первый ее вопрос был:
-Не знаете, когда вернется Сергей Александрович?»
О том, что после приезда Есенина из заграницы, пережила Бениславская, можно прочитать в ее дневнике, в книге А.Г.Самусевича «Венок Есенину». Вот несколько выдержек из ее воспоминаний: «...После заграницы Сергей Александрович почувствовал в моем отношении к нему что-то такое, чего не было в отношении друзей, что для меня есть ценности выше моего собственного благополучия. Помню, осенней ночью шли мы по Тверской к Александровскому вокзалу. Т.К. Есенин тянул нас в ночную чайную, то, естественно, разговор зашел о его болезни ( Есенин и Вержбитский шли впереди). Это был период, когда Есенин был на краю, когда он иногда сам говорил, что теперь уже ничего не поможет, и когда он тут же просил помочь выкарабкаться из этого состояния и помочь кончить с Дункан...
О том, какую роль сыграла Бениславская в разрыве отношений между Есениным и Дункан, писал И. Шнайдер:
«Я послал телеграмму об отмене спектаклей. Телеграфировал в Москву, в школу, что находимся в Ялте. Такую же телеграмму отправил от Айседоры Есенину.
На другой день вечером после ужина возвращались промокшие в гостиницу, В холле портье подал мне две телеграммы. Одна была адресована Дункан. Я вскрывал ее почту. Вскрыл:
«Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной, К вам не вернется никогда. Галина Бениславская».
-Что за телеграмма? — спросила Айседора.
-Из школы.
-Почему две?
-Посланы одна за другой.
Утром Ирма уговорила меня сказать Айседоре о странной телеграмме не известной никому из нас Бсниславской. Айседора была ранена телеграммой, но сделала вид, будто не приняла ее всерьез. Я сказал ей, что уже телеграфировал в Москву моему заместителю и просил выяснить, известно ли Сергею содержание неожиданной телеграммы.
Днем мы вышли с Айседорой на набережную Ялты.
Я чувствовал, что Айседора всячески хочет отвлечься от мучившей ее жестокой телеграммы. Но это не получалось, и вскоре мы повернули к гостинице.
- Как вы думаете, - спросила она, - может быть уже ответ на вашу телеграмму?
- К вечеру будет...
Заговорили о другом...
А вы уверены, что это так? - вдруг спросила Айседора, прервав отвлеченный разговор, затеянный много. Увидав мое недоумевающее лицо, смутилась:
-Я говорю об ответе на вашу телеграмму,.. Будет ли она к вечеру? Но телеграмма уже ждала нас: «Содержание телеграммы Сергею известно»...
Айседора медленно поднялась по лестнице. Увидав Ирму, пошепталась с ней, и обе склонились, как заговорщики, над листом бумаги. Вскоре Айседора, вопросительно глядя на меня, протянула составленную ими телеграмму:
«Москва, Есенину. Петровка, Богословский. Дом Бахрушина.
Получила телеграмму должно быть твоей прислуги Бениславской пишет чтобы письма телеграммы на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой очень люблю Изадора».
Ответ мы не получили, так как на другой же день, 12 октября, выехали в Москву.
Много лет спустя, я узнал, что Есенин все же ответил на телеграмму Айседоры.
На листке бумаги карандашом он стал набрасывать ответ: «Я говорил еще в Париже, что в Россию уйду, ты меня озлобила, люблю тебя, но жить с тобой не буду, сейчас женат и счастлив, тебе желаю того же, Есенин».
Бениславская в своем дневнике писала, что Есенин дал ей прочитать эту телеграмму. Она заметила, что «если кончать, то лучше не упоминать о любви» и т.п. Есенин перевернул листок и на обороте написал синим карандашом.
«Я люблю другую, женат и счастлив...» и крупными печатными буквами подписал: «Есенин».
Я думал, что Айседора не получила этой телеграммы, потому что она не была отправлена, но к перепечатанному на машинке тексту Есенина была приклеена квитанция об отправке 13 октября в Ялту телеграммы стоимостью 439 р. 50 коп. (дензнаки тех дней)
Бениславская вспоминает также о том, как все смеялись над ее телеграммой к Дункан, но «такой вызывающий тон», пишет она, был совсем не в ее духе, все это было лишь « отпугивание и только...»
Когда Есенин был на Кавказе, он посылал Бениславской письмо за письмом, в которых делился с нею своими творческими планами, радостями, порой исповедовался, ругал себя за житейские промахи. Их большая переписка сохранилась. Приведу несколько выдержек из писем Есенина к Бениславской.
1. «Галя, милая! Очень болен и потому не могу Вам написать и рассказать, как живу в Батуме. Только просьбы и просьбы. Перепечатайте эти стихи и сдайте, куда хотите. Продавать мои книги можете, не спрашивая меня. Надеюсь на ваш вкус в составлении.
Батуми, 12 декабря 1924г»
2. « Галя, голубушка. Спасибо за письмо, оно меня обрадовало. Дорогая, делайте все так, как найдете сами. Я слишком ушел в себя и ничего не знаю, что я написал вчера и что напишу завтра. Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным, не надо мне этой глупой шутливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия.
Батуми. 20 декабря 1924г»
В Галине Бениславской соединились неразрывно чувство возвышенной любви к поэту и чувство понимания его таланта. Именно поэтому она и решила посвятить себя издательским делам Есенина и заботе о нем и его близких, что, безусловно, позволило поэту сосредоточиться исключительно на творчестве. Сохранились письма, свидетельствующие о том, как глубоко был благодарен Есенин своему «ангелу-хранителю»:
«Галя, милая! Повторяю Вам, что Вы мне очень и очень дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного. Это гораздо лучше и больше, чем я чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя (из писем С. Есенина к Бениславской, 14 апреля 1924 года).
Друг Есенина, поэт - имажинист Вольф Эрлих, вспоминает, как восторженно поэт произносил в то время имя Бениславской:
«Вот ты сейчас и Галю увидишь! Она красивая!... Ну так вот! Галя - мой друг! Больше, чем друг! Галя - мой хранитель! Каждую услугу, оказанную Гале, ты оказываешь мне!»
Есенин многим был обязан Бениславской. В трудное для него время ( 1923 год), когда он, возвратившись из зарубежной поездки, решил разорвать брачные узы с американской танцовщицей Айседорой Дункан, когда образовалась глубокая пропасть между ним и имажинистами (Мариенгоф, Шершеневич) и поэту угрожал духовный вакуум, Галина Бениславская протянула ему руку дружбы. Есенин поселился в Брюсовском переулке в ее квартире (в которой, кстати, вскоре стали жить и его сестры - Екатерина и Александра, приехавшие в Москву). Здесь собирались друзья Есенина: поэты и писатели - Петр Орешин, Всеволод Иванов, Борис Пильняк, Василий Наседкин, частым гостем был Вольф Эрлих, бывал и Николай Клюев. Это скрашивало будни есенинской жизни, позволяло общаться с собратьями по перу: «Работается и пишется мне дьявольски хорошо» - читаем мы в одном из писем Есенина.
Обратимся снова к дневниковым записям Галины Бениславской 1926 года, опубликованным А. Г. Самусевичем:
«Когда Сергей Александрович переехал ко мне, ключи от всех рукописей и вообще от всех вещей дал мне, так как сам терял свои ключи, раздавал рукописи и фотографии, а что не раздавал, то у него тащили сами. Он же замечал пропажу, ворчал, ругался, но беречь, хранить и требовать обратно не умел. Насчет рукописей, писем и прочего сказал, чтобы по мере накопления все ненужное в данный момент передавать на хранение Сашке (Сахарову); - У него мой архив, у него много в Питере хранится. Я ему все отдаю».
«Дружба - что зимняя дорога. Сбиться в ней - пустяк», - писал впоследствии Вольф Эрлих - «Особенно ночью в разлуке. На Волге, как только лед окрепнет, выпадет снег и пробегут по нему первые розвальни, начинают ставить вешки. Ставят ровно, сажени на две одна от другой. Бывает - метель снегу нанесет, дорогу засыпет, вот тогда по вешкам и едут. Были у нас свои вешки. Ставила их Галина Артуровна Бениславская не на две сажени, пореже, но все-таки ставила. По ним-то и брели, вплоть до июня 25-го года...»
Но вернемся к стихотворению «Собаке Качалова»
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.
Наверное, еще есть сомнения по поводу того, имеют ли прямое отношение эти строки стихотворения к Галине Бениславской. Поэтому продолжим исследование.
Из воспоминаний Ильи Шнейдера:
« Эта девушка, умная и глубокая, любила Есенина преданно и беззаветно. Есенин отвечал большим дружеским чувством.
Есенин встретился с Бениславской еще до знакомства с Дункан, но никогда не говорил нам о ней. Она же молча пережила весь роман и брак с Дункан и отъезд за границу». Как тут не вспомнить слова « Та, что всех безмолвней и грустней»...
Мне хочется также привести некоторые выдержки из дневника Бениславской, ведомого в те, тяжелые для нее времена:
1.1.1922год
Хотела бы знать, какой лгун сказал, что можно быть не ревнивым! Ей-богу, хотела бы посмотреть на этого идиота! Вот ерунда! Можно великолепно владеть собой, можно не подавать вида, больше того - можно разыгрывать счастливую, когда чувствуешь на самом деле, что ты - вторая; можно, наконец, даже себя обманывать, но все-таки, если любишь по-настоящему, - нельзя быть спокойной, когда любимый видит, чувствует другую. Иначе значит — мало любишь. Нельзя спокойно знать, что он кого-то предпочитает тебе, и не чувствовать боли от этого сознания. Как будто тонешь в этом чувстве. Я знаю одно, - глупости и выходок я не сделаю, а что тону и, захлебываясь, хочу выпутаться, это для меня ясно совсем. И если бы, кроме меня, была еще, это ничего. Если на то - очень, очень хорошо, но т.к. она передо мной... И все же буду любить, буду кроткой и преданной, несмотря ни на какие страдания и унижения.
31.1.22год
Книга юности закрыта,
Вся, увы, уж прочтена.
И окончилась навеки
Ясной радости весна...
Да, уж закрылась еще в том году, а я, непонятливая, сейчас это увидела! Знаю, все силы надо направить на то, чтобы не хотелось ее читать опять и опять, снова и снова, но знаю, буду любить еще и еще, не один раз загорится кровь, но так, так я никого не буду любить, всем существом, ничего не оставив для себя, а все отдавая. И никогда не пожалею, что так было, хотя чаще было больно, чем хорошо, но «радость - страдание - это одно», и все же было хорошо, было счастье; за него я благодарна, хоть невольно и хочется повторить:
Юность, юность! Как майская ночь
Отзвенела ты черемухой степной в провинции
Боже мой! Неужели пришла пора?
Оказалось...казалось еще вчера...
Дорогие мои... дорогие...хор-рошие...
И когда я поборю все в себе, все же останется теплое и самое хорошее во мне - к нему. Ведь смешно, а когда Политехнический вызывает, гремит; «Есенин» - у меня счастливая гордость, как будто меня.
... А как опустошенно все внутри, нет ведь и не найдешь ничего равного, чем можно все опустошенное заполнить.
21.3.1922год
...Мое отношение к жизни и ко всему преобразилось, именно преобразилось. Вот я поняла, что в жизни не один Есенин, что его можно и надо любить, как главное, но любить именно бескорыстно, не жадной любовью, требующей чего-то от него, а так, как вот любишь лес, не требуя, чтобы лес жил, сообразуясь со мной, или он был там, где я.
.. .Если я хочу быть не девушкой, если во мне заговорило мое женское, даже, если оно проснулось, благодаря ему, то надо же быть искренней до конца, а не на словах только признавать, что это не дает мне никаких прав. Если же, несмотря на все, я внутри страдаю, значит, я хочу иметь эти права. Неужели же это стремление к ним и есть любовь? Иногда мне кажется, что да. .. .Я часто раньше думала - не есть ли наибольшее доказательство моей любви победа над физической потребностью; мне казалось, что, сохранив «физическую невинность», я принесу самую трудную жертву любви к Е/сенину/. Никого, кроме него. Но не было бы это одновременно доказательством того, что я ждала и что этим вызвано мое отношение, моя преданность именно этой искусственной верности.... А если я хочу быть женщиной, то никто не смеет мне запретить или упрекнуть меня в этом! (Его слова). ...Пожара уже нет, есть ровное пламя. И не вина Е/сенина/, если я среди окружающих не вижу людей, все мне скучны, он тут не причем. Я вспоминаю, когда я «изменяла» /ему/ с И, и мне ужасно смешно. Разве можно изменить человеку, которого «любишь, больше, чем себя?» И я «изменяла» с горькой злостью на /Есенина/ и малейшее движение чувственности старалась раздувать в себе, правда, к этому примешивалось любопытство...»
«Есенин никогда не кривил душой. Любя и ценя Галину как редчайшего своего друга, он в то же время в марте 1925 года, когда, казалось, ничто не угрожало их дружбе-любви, написал ей короткое письмо: « Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю Вас как женщину» - писал И. Шнейдер. Он продолжал: « Это был тяжелый удар, но, тем не менее, Бениславская не покидала его и заботилась о нем. Только, когда после ее телеграммы в Ялту, приведшей к разрыву между Дункан и Есениным, прошло два года, женитьба Есенина на внучке Льва Николаевича Толстого Софье Андреевне Толстой заставила Бениславскую отойти от него. Этот уход друга Есенин воспринял тяжело».
Безусловно, разрыв с Бениславской не мог не сказаться на состоянии души С. Есенина. Были сломаны «вешки», о которых писал Вольф Эрлих, а новые найти было далеко не просто. Наверное, грустя о дружбе с Галиной Артуровной, Есенин писал:
Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко, мне
Покинуть тебя довелось.
Я помню осенние ночи,
Березовый шорох теней,
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.
Я помню, ты мне говорила:
«Пройдут голубые года,
И ты позабудешь, мой милый,
С другою меня навсегда».
Сегодня цветущая липа
Напомнила чувством опять,
Как нежно тогда я сыпал
Цветы на кудрявую прядь.
И сердце, остыть не готовясь
И грустно другую любя,
Как будто любимую повесть
С другой вспоминает тебя.
1925г.
Брак с С.А. Толстой не был для Есенина счастливым.
« В один из таких дней тоски», — вспоминает Софья Виноградская
- « он пришел прощаться. Было лето 1925года. Лицо его было скомканное, он часто поглаживал волосы, и большая внутренняя боль глядела из глаз.
- Сергей Александрович, что с вами, отчего вы такой?
- Да, знаете, живу с нелюбимой. Зачем вы женились?
Ну-у-у! Зачем? Да назло, вышло так. Ушел от Гали, а идти некуда.
В декабре 1925года произошла трагедия в гостинице «Англетер». За день до гибели Есенин подарил Вольфу Эрлиху известное стихотворение, последнее стихотворение, написанное поэтом.
До свиданья, друг мой, до свиданья,
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
1925г.
24 декабря 1925года Есенин из Москвы приехал в Ленинград и остановился в гостинице «Англетер». 25, 26, 27 декабря он встречался со своими друзьями, многие бывали у него в номере.
Е. А. Устинова, жившая в этой гостинице, вспоминала, что днем 27 декабря она зашла в номер к Есенину: «Сергей Александрович начал жаловаться, что в этой «паршивой» гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать сегодня кровью. Скоро пришел поэт Эрлих. Сергей Александрович подошел к столу, вырвал из блокнота утром написанное стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака. Эрлих потянулся рукой за листком, но Есенин его остановил; «потом прочтешь, не надо!» («Воспоминания» стр.470).
В. Эрлих вспоминает: «Часам к восьми и я поднялся уходить. Простились. С Невского я вернулся вторично: забыл портфель... Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе лежала развернутая папка. Простились вторично. («Воспоминания» стр.466).
Почему Есенин вручил свое стихотворение, поэтическое
откровение Эрлиху? Не потому ли, сто был уверен, что тот покажет его Галине Бениславской (ведь именно Эрлиху поэт так возвышенно говорил о той, «что всех безмолвней и грустней»). Быть может, именно ей и посвящено последнее стихотворение Сергея Есенина.
Кстати, прощаясь с Шаганэ Тертерян (Тальян), Есенин писал:
До свиданья, пери, до свиданья,
Пусть не смог я двери отпереть
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь.
До свиданья, пери, до свиданья.
Стихотворение « В Хороссане есть такие двери...» 1925г. Есть какие-то общие мотивы, и они вызывают прежние ассоциации.
Круг исследования почти замкнулся. Последняя строка стихотворения «Собаке Качалова» («За все в чем был и не был виноват») выражает тревожное чувство, не покидавшее Есенина, пожалуй, до последнего дня его жизни.
Из воспоминаний И. Шнейдера:
«Галина Бениславская почти через год после смерти поэта- 3 декабря 1926 года- покончила жизнь самоубийством на могиле Есенина и завещала похоронить ее рядом с ним.
Она оставила на могиле Есенина две записки. Одна - простая открытка: « 3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого еще больше собак будут вешать на Есенина... Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое...» По-видимому, Галина пришла на могилу еще днем. У нее был револьвер, финка и коробка папирос «Мозаика». Она выкурила всю коробку и, когда стемнело, отломила крышку коробки и написала на ней: « Если финка после выстрела будет воткнута в могилу, значит, даже тогда не жалела. Если жаль - заброшу ее далеко». В темноте она дописала еще одну кривую строчку: «I осечка». Было еще несколько осечек, и лишь на шестой раз — прозвучал выстрел. Пуля попала в сердце...»
Послесловие I
Я посетила музей Сергея Есенина, тот, что на Большом Строченовском переулке. Должна сказать, что там почти нет материала по Бепиславской, да и экскурсовод ничего не добавила к тому, что я нашла об этой женщине. Но именно там, в музее, я увидела запись небольшого фильма, где известная актриса читает дневники Бениславской.
Они дополнили мое представление о том таинственном образе, который представлен в поэтических новеллах Есенина.
Я поняла, насколько сильно виноват был Есенин перед Галиной. В ее словах - огромная любовь к поэту, желание помочь ему, поддержать в последние годы жизни, проведенные в основном в кабаках, пьянстве, скандалах. Но в то же время я услышала о глубокой душевной боли, о огромной обиде, которая накопилась в измученной душе этой женщины.
Признаюсь, мне хотелось сказать Сергею Есенину: " Уважаемый Сергей Александрович! Если Вы никогда не любили Бениславскую как женщину, зачем давали надежду, возвращались к ней. Это нечестно, ведь для нее Вы были всем: Родиной, матерью и отцом, другом, любимым - всем".
Во время экскурсии я увидела комнату, в которой некоторое время жил великий поэт.
Послесловие 2
На Ваганьковском кладбище поздняя осень. На могиле Есенина охапки живых цветов. И один цветок, всего один, на маленьком сундучке - постаменте, под которым лежит героиня моего рассказа, главное лицо моего исследования - Галина Артуровна Бениславская.
Я смотрю на эти два памятника и вспоминаю строки стихотворения "Ваганьково", написанное моим учителем литературы Владимировой А.В:
Там в каждый будний день и в воскресенье
Закат свечою яркою горит.
И с высоты своей Сергей Есенин
С Галиной Бениславской говорит.
Да, думаю я, наверное их души разговаривают друг с другом в долгие зимние вечера. Она любила, Он не любил. Разве это важно теперь?
Вы правы, Достоевский, ведь действительно "человек есть тайна"./
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.
Пожалуйста, голубчик, не лижись,
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь
Не знаешь ты, что жизнь на свете стоит.
Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.
Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой прияцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться
Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и не всяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней
Сюда случайно вдруг не заходила?
Она придет, даю тебе поруку
И без меня в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.
<1925>
Не правда ли, часто что-то давно понятное и знакомое, вдруг предстает пред нами в новом, невиданном доселе образе? Как часто нам стоит лишь немного задуматься, и что-то непонятное становится вполне объяснимым?! Сколько раз вы читали стихотворение Сергея Есенина «Собаке Качалова»? Скорее всего, не один раз, но, наверное, находясь под общим впечатлением созданных гением строф, вы никогда не задавались вопросом: о ком грустит Есенин, о ком его мысли, которыми он делится с любимым Джимом?
В своей исследовательской работе я попробовала раскрыть тайну образа, который, не нарушая общей структуры есенинского стихотворения « Собаке Качалова», делает его удивительно трогательным и человечным.Другими словами, я попыталась выяснить, был ли прототип у той, что «всех безмолвней и грустней», почему вспоминая о ней, поэт испытывает щемящее чувство вины. Вспомним заключительные строки стихотворения: «Ты за меня лизни ей нежно руку за все в чем был и не был виноват.»
Я взялась за эту тему, потому что она помогает развивать логическое мышление, а становясь настоящим первооткрывателем еще не изведанных историками-есеининоведами или просто любителями, глубин личной жизни поэта С. Есенина. Поэты- люди очень неординарные и в большинстве своем в любви непостоянные. Но через призму характеров их возлюбленных, их особенностей можно разгадать некоторые черты характера самих поэтов.Не правда ли, это интересно узнавать о жизни любимого поэта то, о чем никто еще не догадался?!
Первым шагом исследования будет изучение истории создания стихотворения « Собаке Качалова».
читать дальшеЛитературоведческая справка:
Артист московского Художественного театра В. И. Качалов, вспоминая первую встречу с Есениным, состоявшуюся весной 1925 года, пишет: « Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой... Небольшая компания моих друзей и Есенин сидят у меня... Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой Есенин потом посвятил стихи. Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел, увидел Есенина и Джима - они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: "Что за лапа, я сроду не видал такой".
Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо; когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин долго жал ему лапу: «Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Я ему сегодня же напишу стихи».
Из словаря:
Качалов (настоящая фамилия Шверубович) Василий Иванович (1875-1948гг) советский актер, народный артист СССР. На сцене с 1896 года, с1900 года во МХАТе. Актер высокой интеллектуальной культуры, огромного обаяния. Качалов был исполнителем ряда ролей в пьесах Чехова, М. Горького, где играл ведущие роли. Создал выдающиеся образы в произведениях: у Шекспира (Гамлет - «Гамлет»), у А.С. Грибоедова (Чацкий - «Горе от ума»), у Ф.М. Достоевского (Иван Карамазов - «Братья Карамазовы»), у Л.Н. Толстого (автор - «Воскресение»).
Советский энциклопедический словарь. Издание четвертое. Москва «Советская энциклопедия» 1988г.
К немалому удивлению хозяина Джима, поэт сдержал слово. Качалов вспоминает: «Прихожу как-то домой вскоре после первого моего знакомства с Есениным. Мои домашние рассказывают, что без меня заходили Есенин Пильняк и еще кто-то, кажется Тихонов. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что цилиндр надел для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стихами, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз» (« Воспоминания» стр.417-420).
Качалов вспоминал об одном визите к нему в гостиницу, произошедшем во время бакинских гастролей МХАТА в мае 1925 года: «Приходит молодая, миловидная смуглая девушка и спрашивает: «Вы Качалов?» - «Качалов», - отвечаю. «Один приехали?» - «Нет, с театром». - «А больше никого не привезли?» Недоумеваю: «Жена, - говорю, - со мной, товарищи.» - « А Джима нет с вами?» - почти воскликнула. «Нет, - говорю, - Джим в Москве остался». - «А-яй, как будет убит Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: « Вы не знаете, что это за собака! Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу - и буду здоров, буду с ним купаться в море.» Девушка передала записку и отошла от меня явно огорченная: «Ну что ж, как-нибудь подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима». Как выяснилось потом, это была та самая Шаганэ, персиянка».
В записке я прочитал: «Дорогой Василий Иванович. Я здесь. Здесь и напечатал стихотворение Джиму (стихотворение было напечатано в газете «Бакинский рабочий» в 1925 году №77, 7апреля). В воскресенье выйду из больницы ( болен легкими). Очень бы хотелось бы увидеть Вас за 57-летним армянским. А? Жму Ваши руки. С. Есенин».
Но известный есениновед Илья Шнейдер в своей книге «Встречи с Есениным», выпущенной в 1974 году издательством «Советская Россия», пишет:
«Это безусловная ошибка: Шаганэ Нерсесовна Тальян познакомилась с Есениным зимой 1924 года в Батуми. В Баку во время пребывания гам Есенина она не была, что подтверждается ее собственными воспоминаниями, в которых она говорит: «В концеянваря 1925 года Сергей Есенин уехал из Батума, и с тех пор мы не встречались с ним».
Как бы то ни было, привязанность Есенина к Джиму на самом деле была заметна и приятна всем троим: Есенину, Качалову и «милому» Джиму.
Литературоведческая справка:
Сергей Александрович познакомился в Батуми с молодой армянкой по имени Шаганэ. Это была на редкость интересная, культурная учительница местной армянской школы, прекрасно владевшая русским языком. «Внешнее сходство с любимой девушкой и ее певучее имя вызвали у Есенина большое чувство нежности к Шаганэ» (так вспоминает Л. И. Повицкий).
Шаганэ Нерсесовна Тертерян (Тальян) - армянская учительница, ставшая прототипом романтического женского образа, украсившего поэтический цикл « Персидские мотивы», который был создан поэтом во время трех поездок в Грузию и Азербайджан (в Персию, как говорил Есенин в 1924-1925гг.).
В одном из стихотворений, посвященных ей, неожиданно появляется другой женский образ, который сравнивается поэтом с прекрасной Шаганэ.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий
Потому, что я с севера, что ли.
Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи-
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
Про волнистую рожь при луне,
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там на севере девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может думает обо мне...
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Газета «Бакинский рабочий» 1925г.
№1 1января.
Обратим внимание на последнее четверостишье. «На тебя она страшно похожа». Кого напоминала Есенину красавица-армянка? Не имеет ли образ девушки, «страшно похожей» на Шаганэ, связь с загадочным женским образом, грустно озарившим стихотворение «Собаке Качалова»? Не о той ли, «что всех безмолвней и грустней», вспоминает поэт и в другом стихотворении цикла « Персидские мотивы» - «никогда я не был на Босфоре...»
Никогда я не был на Босфоре,
Ты меня не спрашивай о нем.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем.
Не ходил в Багдад я с караваном,
Не возил я шелк туда и хну.
Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть.
Или снова, сколько не проси я,
Для тебя навеки дела нет,
Что в далеком имени-Россия-
Я известный, признанный поэт.
У меня в душе звенит тальянка,
При луне собачий слышу лай.
Разве ты не хочешь, персиянка,
Увидать далекий синий край?
Я сюда приехал не от скуки-
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.
Я давно ищу в судьбе покоя,
И хоть прошлой жизни не кляну,
Расскажи мне что-нибудь такое
Про твою веселую страну.
Заглуши в душе тоску тальянки,
Напои дыханьем свежих чар,
Чтобы я о дальней северянке
Не вздыхал, не думал, не скучал.
И хотя я не был на Босфоре-
Я тебе придумаю о нем.
Все равно - глаза твои. как море,
Голубым колышутся огнем.
1924г.
Продолжая поиск, изучим письма Есенина, написанные в период создания «Персидских мотивов». Может быть, они прольют свет на загадку и помогут выяснить, о ком «думал» и «скучал» поэт, и в чьих голубых глазах поэт « увидел море, полыхающее голубым огнем»?
Большинство писем, написанных во время пребывания Есенина на Кавказе, адресовано Галине Артуровне Бениславской. Изучение мемуарной литературы, связанной с жизнью и творчеством поэта, позволяет установить, что Г.А. Бениславская (1897-1926гг) — журналистка, которая несколько лет, вплоть до своей смерти, работала в московской газете «Беднота».
Литературоведческая справка:
Галина Артуровна Бениславская была дочерью французского студента и грузинки. Родители вскоре после рождения девочки расстались, мать заболела психически, и девочку удочерили родственники, семья врачей Бениславских, живших в латвийском городе Резекне. Галина Бениславская училась в женской Преображенской гимназии в Петербурге и окончила ее с золотой медалью в 1917 году.
Матвей Ройзман вспоминал: « Бениславская была членом РКП(б), училась в Харьковском университете на факультете естественных наук, была начитанной, разбиралась в литературе, в поэзии. Когда белогвардейские армии пришли на Украину, перерезав дороги из Харькова, Галя решила перейти линию фронта и добраться до Советов. Наверное, в этом решении свою роль сыграли вести о том, что белогвардейцы зверски пытают коммунистов и расправляются с ними. С большими мытарствами, задержками она, наконец, достигает красноармейской части, где ее арестовывают, подозревая, что она белогвардейская шпионка, каких, кстати, в те времена было немало. Подруга Бениславской Яна Козловская, которая в двадцатых годах жила в Москве, говорила, что ее отец, старый большевик, принял участие в судьбе Гали: она была освобождена, уехала в Москву и поступила работать секретарем в ВЧК, а потом перешла на ту же должность в редакцию газеты "Беднота». Эта двадцатитрехлетняя девушка за свою короткую жизнь перенесла столько, сколько другая женщина не переживет за весь свой век. Она в полном смысле слова любила Есенина больше своей жизни, восторгалась его стихами, но, когда считала нужным, искренно их критиковала, и Сергей прислушивался к ее мнению».
Бениславская очень любила поэзию, особенно Блока, часто бывала в литературном кафе «Стойло Пегаса», в котором в начале двадцатых годов собирались лучшие поэты Москвы читать свои стихи, спорить, дискутировать, оглашать поэтические манифесты. На одном из вечеров в 1916 году Бениславская впервые увидела Есенина, услышала, как вдохновенно он читает свои стихи (так пишет И. Данченко в своей книге «Любовь и смерть Сергея Есенина»).
Вот как сама Бениславская вспоминает эту встречу; «Слегка откинув голову и стан, начинает читать:
Плюйся, ветер, охапками листьев,
-Я такой же, как ты, хулиган.
Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный, как ветер, ветру бы у Есенина призанять удали. Где он, где его стихи и где его буйная удаль - разве можно отделить?! Все это слилось в безудержную стремительность, и захватывают, пожалуй, не так стихи, как эта стихийность. Потом он читал «Трубит, трубит погибельный рог!...» Что случилось после его чтения, трудно передать. Все вдруг повскакивали с мест и бросились к эстраде, к нему. Ему не только кричали, его молили: «Прочитайте еще что-нибудь»... Опомнившись, я увидела, что я тоже у самой эстрады. Как я там очутилась, не знаю и не помню. Очевидно, этим ветром подхватило и закрутило и меня.
...В Политехническом музее объявлен конкурс поэтов... Наивность наша в отношении Есенина не знала пределов. За кого же нам голосовать? Робко решаем - за Есенина, смущены, потому что не понимаем - наглость это с нашей стороны или мы действительно правы в нашем убеждении, что Есенин первый поэт России. Но все равно голосовать будем за него. И вдруг - разочарование! Участвует какая-то мелюзга, а Есенин даже не прошел. Скучно и неинтересно стало. Вдруг поворачиваю голову налево к входу и...внизу у самых дверей виднеется золотая голова! Я вскочила с места и на весь зал вскрикнула: «Есенин пришел!» Сразу суматоха и переполох. Начался вой: « Есенина, Есенина, Есенина!» Часть публики шокирована. Ко мне с насмешкой кто-то обратился: « Что, вам про луну хочется послушать?» Огрызнулась только и продолжала с другими вызывать Есенина. Есенина на руках втащили и поставили на стол - не читать невозможно было, все равно не отпустили бы. Прочел он немного, в конкурсе не участвовал, выступал вне конкурса, но было ясно, что ему и незачем участвовать, ясно, что он, именно он - первый».
Увлекалась поэзией Есенина и Шаганэ Тертерян (Тальян). Известно, что поэт часто читал ей новые произведения, говорил с ней о достоинствах персидских поэтов, брал из ее домашней библиотеки книги (например, «Армянскую антологию» в переводе В. Брюсова), а расставаясь, подарил ей свой поэтических сборник « Москва кабацкая» (1924г)., сопроводив дарственной надписью: «Дорогая моя Шаганэ. Вы приятны и милы мне. С. Есенин». Отголоски всего этого можно найти в «Персидских мотивах», посвященных Шаганэ.
Свет вечерний шафранного края,
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню, моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.
Тихо розы бегут по полям.
Лунным светом Шираз осиянен,
Кружит звезд мотыльковый рой.
Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой.
Лунным светом Шираз осиянен.
Иль они от тепла застыли,
Закрывая телесную медь?
Или чтобы их больше любили,
Не желают лицом загореть,
Закрывая телесную медь?
Дорогая, с чадрой не дружись,
Заучи эту заповедь вкратце,
Ведь и так коротка наша жизнь,
Мало счастьем дано любоваться.
Заучи эту заповедь вкратце.
Даже все некрасивое в роке
Осеняет своя благодать.
Потому и прекрасные щеки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа мать.
Тихо розы бегут по полям.
Сердцу снится страна другая.
Я спою тебе сам, дорогая,
То, что сроду не пел Хаям...
Тихо розы бегут по полям.
Сохранились также записи воспоминаний современников о первом знакомстве Галины Бениславской и Есенина. Так эти события описывает М. Райзман в книге «Все, что я помню о Есенине».
« Ночью 10 июня 1921 г. мы весело клеили в темной Москве листовки о «Всеобщей мобилизации». Нам помогала знакомая Есенина Аня Назарова и Галя Бениславская.
Галя сыграла большую благородную роль в жизни Сергея. Когда он знакомил меня с ней, сказал:
" Относись к ней лучше, чем ко мне! - Хорошо, Сережа! Будет сделано! Есенин, довольный, прищурил правый глаз, а Бениславская смутилась. Она была на два года моложе его, но выглядела совсем девочкой, в которой, когда она с задором спорила или азартно смеялась, проглядывало что-то мальчишеское. Она была похожа на грузинку. Галя отличалась своеобразной красотой, привлекательностью. Галя причесывала короткие волосы на прямой пробор, как юноша, носила скромное платье с длинными рукавами и, беседуя, любила засовывать в облага руки. В присутствии Сергея, которого очень любила, Галя расцветала, на щеках появлялся нежный румянец, движения становились легкими. Ее глаза, попадая в солнечные лучи, загорались как два изумруда. Об этом знали. Шутя, говорили, что она из породы кошек. Галя не отвечала, застенчиво улыбаясь. Она ходила, переставляя ноги по прямой линии и поднимая колени чуточку выше, чем требовалось. Будто ехала на велосипеде, что первый заметил наблюдательный Есенин. Об этом тоже знали. Кое-кто за глаза называл ее есенинской велосипедисткой».
Мне кажется, что между Шаганэ и Бениславской было не только внешнее, но и духовное сходство.
«С тех пор пошли длинной вереницей бесконечные радостные встречи» - вспоминала Бениславская - «Я жила вечерами - от одного до другого. Стихи его (Есенина) захватывали меня не меньше, чем он сам. Поэтому каждый литературный вечер был двойной радостью: стихи и он».
Конечно, женитьба Сергея на Айседоре Дункан, его отъезд за границу были тяжелым ударом для Гали. Живущая в холодной, «пайковой» столице одна, без родителей, без родных, она лечилась в клинике от своих нервных болезней. С трепетом ждала приезда Есенина. Я встречал ее иногда на улице, она всегда ходила с подругами, и первый ее вопрос был:
-Не знаете, когда вернется Сергей Александрович?»
О том, что после приезда Есенина из заграницы, пережила Бениславская, можно прочитать в ее дневнике, в книге А.Г.Самусевича «Венок Есенину». Вот несколько выдержек из ее воспоминаний: «...После заграницы Сергей Александрович почувствовал в моем отношении к нему что-то такое, чего не было в отношении друзей, что для меня есть ценности выше моего собственного благополучия. Помню, осенней ночью шли мы по Тверской к Александровскому вокзалу. Т.К. Есенин тянул нас в ночную чайную, то, естественно, разговор зашел о его болезни ( Есенин и Вержбитский шли впереди). Это был период, когда Есенин был на краю, когда он иногда сам говорил, что теперь уже ничего не поможет, и когда он тут же просил помочь выкарабкаться из этого состояния и помочь кончить с Дункан...
О том, какую роль сыграла Бениславская в разрыве отношений между Есениным и Дункан, писал И. Шнайдер:
«Я послал телеграмму об отмене спектаклей. Телеграфировал в Москву, в школу, что находимся в Ялте. Такую же телеграмму отправил от Айседоры Есенину.
На другой день вечером после ужина возвращались промокшие в гостиницу, В холле портье подал мне две телеграммы. Одна была адресована Дункан. Я вскрывал ее почту. Вскрыл:
«Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной, К вам не вернется никогда. Галина Бениславская».
-Что за телеграмма? — спросила Айседора.
-Из школы.
-Почему две?
-Посланы одна за другой.
Утром Ирма уговорила меня сказать Айседоре о странной телеграмме не известной никому из нас Бсниславской. Айседора была ранена телеграммой, но сделала вид, будто не приняла ее всерьез. Я сказал ей, что уже телеграфировал в Москву моему заместителю и просил выяснить, известно ли Сергею содержание неожиданной телеграммы.
Днем мы вышли с Айседорой на набережную Ялты.
Я чувствовал, что Айседора всячески хочет отвлечься от мучившей ее жестокой телеграммы. Но это не получалось, и вскоре мы повернули к гостинице.
- Как вы думаете, - спросила она, - может быть уже ответ на вашу телеграмму?
- К вечеру будет...
Заговорили о другом...
А вы уверены, что это так? - вдруг спросила Айседора, прервав отвлеченный разговор, затеянный много. Увидав мое недоумевающее лицо, смутилась:
-Я говорю об ответе на вашу телеграмму,.. Будет ли она к вечеру? Но телеграмма уже ждала нас: «Содержание телеграммы Сергею известно»...
Айседора медленно поднялась по лестнице. Увидав Ирму, пошепталась с ней, и обе склонились, как заговорщики, над листом бумаги. Вскоре Айседора, вопросительно глядя на меня, протянула составленную ими телеграмму:
«Москва, Есенину. Петровка, Богословский. Дом Бахрушина.
Получила телеграмму должно быть твоей прислуги Бениславской пишет чтобы письма телеграммы на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой очень люблю Изадора».
Ответ мы не получили, так как на другой же день, 12 октября, выехали в Москву.
Много лет спустя, я узнал, что Есенин все же ответил на телеграмму Айседоры.
На листке бумаги карандашом он стал набрасывать ответ: «Я говорил еще в Париже, что в Россию уйду, ты меня озлобила, люблю тебя, но жить с тобой не буду, сейчас женат и счастлив, тебе желаю того же, Есенин».
Бениславская в своем дневнике писала, что Есенин дал ей прочитать эту телеграмму. Она заметила, что «если кончать, то лучше не упоминать о любви» и т.п. Есенин перевернул листок и на обороте написал синим карандашом.
«Я люблю другую, женат и счастлив...» и крупными печатными буквами подписал: «Есенин».
Я думал, что Айседора не получила этой телеграммы, потому что она не была отправлена, но к перепечатанному на машинке тексту Есенина была приклеена квитанция об отправке 13 октября в Ялту телеграммы стоимостью 439 р. 50 коп. (дензнаки тех дней)
Бениславская вспоминает также о том, как все смеялись над ее телеграммой к Дункан, но «такой вызывающий тон», пишет она, был совсем не в ее духе, все это было лишь « отпугивание и только...»
Когда Есенин был на Кавказе, он посылал Бениславской письмо за письмом, в которых делился с нею своими творческими планами, радостями, порой исповедовался, ругал себя за житейские промахи. Их большая переписка сохранилась. Приведу несколько выдержек из писем Есенина к Бениславской.
1. «Галя, милая! Очень болен и потому не могу Вам написать и рассказать, как живу в Батуме. Только просьбы и просьбы. Перепечатайте эти стихи и сдайте, куда хотите. Продавать мои книги можете, не спрашивая меня. Надеюсь на ваш вкус в составлении.
Батуми, 12 декабря 1924г»
2. « Галя, голубушка. Спасибо за письмо, оно меня обрадовало. Дорогая, делайте все так, как найдете сами. Я слишком ушел в себя и ничего не знаю, что я написал вчера и что напишу завтра. Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным, не надо мне этой глупой шутливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия.
Батуми. 20 декабря 1924г»
В Галине Бениславской соединились неразрывно чувство возвышенной любви к поэту и чувство понимания его таланта. Именно поэтому она и решила посвятить себя издательским делам Есенина и заботе о нем и его близких, что, безусловно, позволило поэту сосредоточиться исключительно на творчестве. Сохранились письма, свидетельствующие о том, как глубоко был благодарен Есенин своему «ангелу-хранителю»:
«Галя, милая! Повторяю Вам, что Вы мне очень и очень дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного. Это гораздо лучше и больше, чем я чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя (из писем С. Есенина к Бениславской, 14 апреля 1924 года).
Друг Есенина, поэт - имажинист Вольф Эрлих, вспоминает, как восторженно поэт произносил в то время имя Бениславской:
«Вот ты сейчас и Галю увидишь! Она красивая!... Ну так вот! Галя - мой друг! Больше, чем друг! Галя - мой хранитель! Каждую услугу, оказанную Гале, ты оказываешь мне!»
Есенин многим был обязан Бениславской. В трудное для него время ( 1923 год), когда он, возвратившись из зарубежной поездки, решил разорвать брачные узы с американской танцовщицей Айседорой Дункан, когда образовалась глубокая пропасть между ним и имажинистами (Мариенгоф, Шершеневич) и поэту угрожал духовный вакуум, Галина Бениславская протянула ему руку дружбы. Есенин поселился в Брюсовском переулке в ее квартире (в которой, кстати, вскоре стали жить и его сестры - Екатерина и Александра, приехавшие в Москву). Здесь собирались друзья Есенина: поэты и писатели - Петр Орешин, Всеволод Иванов, Борис Пильняк, Василий Наседкин, частым гостем был Вольф Эрлих, бывал и Николай Клюев. Это скрашивало будни есенинской жизни, позволяло общаться с собратьями по перу: «Работается и пишется мне дьявольски хорошо» - читаем мы в одном из писем Есенина.
Обратимся снова к дневниковым записям Галины Бениславской 1926 года, опубликованным А. Г. Самусевичем:
«Когда Сергей Александрович переехал ко мне, ключи от всех рукописей и вообще от всех вещей дал мне, так как сам терял свои ключи, раздавал рукописи и фотографии, а что не раздавал, то у него тащили сами. Он же замечал пропажу, ворчал, ругался, но беречь, хранить и требовать обратно не умел. Насчет рукописей, писем и прочего сказал, чтобы по мере накопления все ненужное в данный момент передавать на хранение Сашке (Сахарову); - У него мой архив, у него много в Питере хранится. Я ему все отдаю».
«Дружба - что зимняя дорога. Сбиться в ней - пустяк», - писал впоследствии Вольф Эрлих - «Особенно ночью в разлуке. На Волге, как только лед окрепнет, выпадет снег и пробегут по нему первые розвальни, начинают ставить вешки. Ставят ровно, сажени на две одна от другой. Бывает - метель снегу нанесет, дорогу засыпет, вот тогда по вешкам и едут. Были у нас свои вешки. Ставила их Галина Артуровна Бениславская не на две сажени, пореже, но все-таки ставила. По ним-то и брели, вплоть до июня 25-го года...»
Но вернемся к стихотворению «Собаке Качалова»
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.
Наверное, еще есть сомнения по поводу того, имеют ли прямое отношение эти строки стихотворения к Галине Бениславской. Поэтому продолжим исследование.
Из воспоминаний Ильи Шнейдера:
« Эта девушка, умная и глубокая, любила Есенина преданно и беззаветно. Есенин отвечал большим дружеским чувством.
Есенин встретился с Бениславской еще до знакомства с Дункан, но никогда не говорил нам о ней. Она же молча пережила весь роман и брак с Дункан и отъезд за границу». Как тут не вспомнить слова « Та, что всех безмолвней и грустней»...
Мне хочется также привести некоторые выдержки из дневника Бениславской, ведомого в те, тяжелые для нее времена:
1.1.1922год
Хотела бы знать, какой лгун сказал, что можно быть не ревнивым! Ей-богу, хотела бы посмотреть на этого идиота! Вот ерунда! Можно великолепно владеть собой, можно не подавать вида, больше того - можно разыгрывать счастливую, когда чувствуешь на самом деле, что ты - вторая; можно, наконец, даже себя обманывать, но все-таки, если любишь по-настоящему, - нельзя быть спокойной, когда любимый видит, чувствует другую. Иначе значит — мало любишь. Нельзя спокойно знать, что он кого-то предпочитает тебе, и не чувствовать боли от этого сознания. Как будто тонешь в этом чувстве. Я знаю одно, - глупости и выходок я не сделаю, а что тону и, захлебываясь, хочу выпутаться, это для меня ясно совсем. И если бы, кроме меня, была еще, это ничего. Если на то - очень, очень хорошо, но т.к. она передо мной... И все же буду любить, буду кроткой и преданной, несмотря ни на какие страдания и унижения.
31.1.22год
Книга юности закрыта,
Вся, увы, уж прочтена.
И окончилась навеки
Ясной радости весна...
Да, уж закрылась еще в том году, а я, непонятливая, сейчас это увидела! Знаю, все силы надо направить на то, чтобы не хотелось ее читать опять и опять, снова и снова, но знаю, буду любить еще и еще, не один раз загорится кровь, но так, так я никого не буду любить, всем существом, ничего не оставив для себя, а все отдавая. И никогда не пожалею, что так было, хотя чаще было больно, чем хорошо, но «радость - страдание - это одно», и все же было хорошо, было счастье; за него я благодарна, хоть невольно и хочется повторить:
Юность, юность! Как майская ночь
Отзвенела ты черемухой степной в провинции
Боже мой! Неужели пришла пора?
Оказалось...казалось еще вчера...
Дорогие мои... дорогие...хор-рошие...
И когда я поборю все в себе, все же останется теплое и самое хорошее во мне - к нему. Ведь смешно, а когда Политехнический вызывает, гремит; «Есенин» - у меня счастливая гордость, как будто меня.
... А как опустошенно все внутри, нет ведь и не найдешь ничего равного, чем можно все опустошенное заполнить.
21.3.1922год
...Мое отношение к жизни и ко всему преобразилось, именно преобразилось. Вот я поняла, что в жизни не один Есенин, что его можно и надо любить, как главное, но любить именно бескорыстно, не жадной любовью, требующей чего-то от него, а так, как вот любишь лес, не требуя, чтобы лес жил, сообразуясь со мной, или он был там, где я.
.. .Если я хочу быть не девушкой, если во мне заговорило мое женское, даже, если оно проснулось, благодаря ему, то надо же быть искренней до конца, а не на словах только признавать, что это не дает мне никаких прав. Если же, несмотря на все, я внутри страдаю, значит, я хочу иметь эти права. Неужели же это стремление к ним и есть любовь? Иногда мне кажется, что да. .. .Я часто раньше думала - не есть ли наибольшее доказательство моей любви победа над физической потребностью; мне казалось, что, сохранив «физическую невинность», я принесу самую трудную жертву любви к Е/сенину/. Никого, кроме него. Но не было бы это одновременно доказательством того, что я ждала и что этим вызвано мое отношение, моя преданность именно этой искусственной верности.... А если я хочу быть женщиной, то никто не смеет мне запретить или упрекнуть меня в этом! (Его слова). ...Пожара уже нет, есть ровное пламя. И не вина Е/сенина/, если я среди окружающих не вижу людей, все мне скучны, он тут не причем. Я вспоминаю, когда я «изменяла» /ему/ с И, и мне ужасно смешно. Разве можно изменить человеку, которого «любишь, больше, чем себя?» И я «изменяла» с горькой злостью на /Есенина/ и малейшее движение чувственности старалась раздувать в себе, правда, к этому примешивалось любопытство...»
«Есенин никогда не кривил душой. Любя и ценя Галину как редчайшего своего друга, он в то же время в марте 1925 года, когда, казалось, ничто не угрожало их дружбе-любви, написал ей короткое письмо: « Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю Вас как женщину» - писал И. Шнейдер. Он продолжал: « Это был тяжелый удар, но, тем не менее, Бениславская не покидала его и заботилась о нем. Только, когда после ее телеграммы в Ялту, приведшей к разрыву между Дункан и Есениным, прошло два года, женитьба Есенина на внучке Льва Николаевича Толстого Софье Андреевне Толстой заставила Бениславскую отойти от него. Этот уход друга Есенин воспринял тяжело».
Безусловно, разрыв с Бениславской не мог не сказаться на состоянии души С. Есенина. Были сломаны «вешки», о которых писал Вольф Эрлих, а новые найти было далеко не просто. Наверное, грустя о дружбе с Галиной Артуровной, Есенин писал:
Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко, мне
Покинуть тебя довелось.
Я помню осенние ночи,
Березовый шорох теней,
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.
Я помню, ты мне говорила:
«Пройдут голубые года,
И ты позабудешь, мой милый,
С другою меня навсегда».
Сегодня цветущая липа
Напомнила чувством опять,
Как нежно тогда я сыпал
Цветы на кудрявую прядь.
И сердце, остыть не готовясь
И грустно другую любя,
Как будто любимую повесть
С другой вспоминает тебя.
1925г.
Брак с С.А. Толстой не был для Есенина счастливым.
« В один из таких дней тоски», — вспоминает Софья Виноградская
- « он пришел прощаться. Было лето 1925года. Лицо его было скомканное, он часто поглаживал волосы, и большая внутренняя боль глядела из глаз.
- Сергей Александрович, что с вами, отчего вы такой?
- Да, знаете, живу с нелюбимой. Зачем вы женились?
Ну-у-у! Зачем? Да назло, вышло так. Ушел от Гали, а идти некуда.
В декабре 1925года произошла трагедия в гостинице «Англетер». За день до гибели Есенин подарил Вольфу Эрлиху известное стихотворение, последнее стихотворение, написанное поэтом.
До свиданья, друг мой, до свиданья,
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
1925г.
24 декабря 1925года Есенин из Москвы приехал в Ленинград и остановился в гостинице «Англетер». 25, 26, 27 декабря он встречался со своими друзьями, многие бывали у него в номере.
Е. А. Устинова, жившая в этой гостинице, вспоминала, что днем 27 декабря она зашла в номер к Есенину: «Сергей Александрович начал жаловаться, что в этой «паршивой» гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать сегодня кровью. Скоро пришел поэт Эрлих. Сергей Александрович подошел к столу, вырвал из блокнота утром написанное стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака. Эрлих потянулся рукой за листком, но Есенин его остановил; «потом прочтешь, не надо!» («Воспоминания» стр.470).
В. Эрлих вспоминает: «Часам к восьми и я поднялся уходить. Простились. С Невского я вернулся вторично: забыл портфель... Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе лежала развернутая папка. Простились вторично. («Воспоминания» стр.466).
Почему Есенин вручил свое стихотворение, поэтическое
откровение Эрлиху? Не потому ли, сто был уверен, что тот покажет его Галине Бениславской (ведь именно Эрлиху поэт так возвышенно говорил о той, «что всех безмолвней и грустней»). Быть может, именно ей и посвящено последнее стихотворение Сергея Есенина.
Кстати, прощаясь с Шаганэ Тертерян (Тальян), Есенин писал:
До свиданья, пери, до свиданья,
Пусть не смог я двери отпереть
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь.
До свиданья, пери, до свиданья.
Стихотворение « В Хороссане есть такие двери...» 1925г. Есть какие-то общие мотивы, и они вызывают прежние ассоциации.
Круг исследования почти замкнулся. Последняя строка стихотворения «Собаке Качалова» («За все в чем был и не был виноват») выражает тревожное чувство, не покидавшее Есенина, пожалуй, до последнего дня его жизни.
Из воспоминаний И. Шнейдера:
«Галина Бениславская почти через год после смерти поэта- 3 декабря 1926 года- покончила жизнь самоубийством на могиле Есенина и завещала похоронить ее рядом с ним.
Она оставила на могиле Есенина две записки. Одна - простая открытка: « 3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого еще больше собак будут вешать на Есенина... Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое...» По-видимому, Галина пришла на могилу еще днем. У нее был револьвер, финка и коробка папирос «Мозаика». Она выкурила всю коробку и, когда стемнело, отломила крышку коробки и написала на ней: « Если финка после выстрела будет воткнута в могилу, значит, даже тогда не жалела. Если жаль - заброшу ее далеко». В темноте она дописала еще одну кривую строчку: «I осечка». Было еще несколько осечек, и лишь на шестой раз — прозвучал выстрел. Пуля попала в сердце...»
Послесловие I
Я посетила музей Сергея Есенина, тот, что на Большом Строченовском переулке. Должна сказать, что там почти нет материала по Бепиславской, да и экскурсовод ничего не добавила к тому, что я нашла об этой женщине. Но именно там, в музее, я увидела запись небольшого фильма, где известная актриса читает дневники Бениславской.
Они дополнили мое представление о том таинственном образе, который представлен в поэтических новеллах Есенина.
Я поняла, насколько сильно виноват был Есенин перед Галиной. В ее словах - огромная любовь к поэту, желание помочь ему, поддержать в последние годы жизни, проведенные в основном в кабаках, пьянстве, скандалах. Но в то же время я услышала о глубокой душевной боли, о огромной обиде, которая накопилась в измученной душе этой женщины.
Признаюсь, мне хотелось сказать Сергею Есенину: " Уважаемый Сергей Александрович! Если Вы никогда не любили Бениславскую как женщину, зачем давали надежду, возвращались к ней. Это нечестно, ведь для нее Вы были всем: Родиной, матерью и отцом, другом, любимым - всем".
Во время экскурсии я увидела комнату, в которой некоторое время жил великий поэт.
Послесловие 2
На Ваганьковском кладбище поздняя осень. На могиле Есенина охапки живых цветов. И один цветок, всего один, на маленьком сундучке - постаменте, под которым лежит героиня моего рассказа, главное лицо моего исследования - Галина Артуровна Бениславская.
Я смотрю на эти два памятника и вспоминаю строки стихотворения "Ваганьково", написанное моим учителем литературы Владимировой А.В:
Там в каждый будний день и в воскресенье
Закат свечою яркою горит.
И с высоты своей Сергей Есенин
С Галиной Бениславской говорит.
Да, думаю я, наверное их души разговаривают друг с другом в долгие зимние вечера. Она любила, Он не любил. Разве это важно теперь?
Вы правы, Достоевский, ведь действительно "человек есть тайна"./
@темы: Работы на тему, "Он искал в этих женщинах счастья...", Персоналии, Любимые стихотворения
